«Агентурно Х» - Хитров Вадим Михайлович

– Ну-с, во-первых, я недаром выбрал для нашего рандеву этот уединенный загородный ресторанчик, во-вторых, нас вез таксист, который давно состоит при мне и нем как рыба. В-третьих, здесь нет телефона. Это профессиональное, хотя я прекрасно понимаю, что немцам нынче не до нас, — с улыбкой ответил Лартинг. — В-четвертых, мне, извините, плевать, все кончено, война катится к своему неминуемому бесславному для всех концу, кроме тех, кто погиб. Только они герои! Я сегодня пью за своих боевых товарищей и должен быть при параде. Помянем.

Они выпили.

– И потом, что со мной можно сделать, убить? — продолжил захмелевший Лартинг. — Не смешите, я свое пожил и пожил, смею вас заверить, недурственно, с пользой. Если немцы решатся на такой шаг, то сделают мне большое одолжение. Убийство столь титулованной особы в нейтральной стране, что ж, это будет в некотором смысле признанием моих заслуг. Это будет означать, что я хорошо служил своему отечеству. Да, у нас были сложные взаимоотношения с отечеством, мы далеко не всегда понимали друг друга. Родился я отнюдь не потомственным аристократом, и это еще не все, я метис, запачканный семитской кровью, да, господа, это так. Еще только будучи зачат, я уже был определен в самую клоаку социальной иерархии. Но самое возмутительное было в том, что я посмел иметь при этом большие амбиции. Отечеству это, видимо, не очень понравилось, а я стал бунтовать. Но однажды судьба дала мне маленький шанс, отечество вдруг протянуло руку, и у меня хватило ума не отвергнуть ее, несмотря на все мои обиды. И это было самое умное, что я сделал в своей жизни. Теперь я с гордостью ношу титул русского графа, чин на уровне генеральского и высшие награды России. За отечество, господа.

Они снова выпили.

– Да, родину не выбирают, — сказал капитан первого ранга Сташевский.

– Это русский подход, Владимир Арсеньевич, — парировал Лартинг. — Господа европейцы считают, что родина там, где лучшая доля, это всегда помогало привлекать русским западных специалистов, в том числе и военных. Причем сила русского духа была такова, что все эти приехавшие в Россию Брюсы, Крюйсы, Витгенштейны и иже с ними уже чуть ли не в первом поколении начинали осознавать себя россиянами и готовы были жизнь отдать за новое отечество. Вы вообще можете себе представить русского офицера, сражающегося против своей родины, какие бы корни у него не были?

– Есть ли у нас теперь родина? — горестно задался вопросом Безкровный.

– Это сложный вопрос, Борис Сергеевич. Россия была, есть и будет, в этом я абсолютно убежден. Пена уйдет, только вот когда… Во всяком случае в Россию нам путь на сегодняшний день заказан, — сказал Сташевский.

– Сволочи, они убили столько офицеров, зверски, беспричинно. Командующего, за что? Они же сами называли его Адрианом Хранителем. Свиньи, их надо вешать, вешать, — со слезами на глазах сказал Безкровный.

– Не распускайте нюни, старший лейтенант, — резко осадил Сташевский.

– Полноте горячиться, господа. За адмирала Непенина. Великий был человек. Царствие ему небесное, — поднял тост Лартинг.

Офицеры заказали новый графин.

– Так что же все-таки произошло? Как мы упустили из виду этот девятый вал, внезапно налетевший на Россию? — задался вопросом Сташевский.

– Внезапно? Помилуйте, Владимир Арсеньевич. Отнюдь нет. Мы пережили суровое предупреждение в 1905 году — и в военном, и в политическом плане, но далеко не все уроки извлекли. Если, например, Морской генеральный штаб, утерев кровавую юшку после цусимы, проделал огромную работу по реорганизации и перестройке флота, то в государственном управлении в целом ничего не изменилось. Ничего! Абсолютная монархия — это анахронизм в XX веке. Мы строили дредноуты и четырехмоторные самолеты, при этом имея средневековую форму управления государством, — ответил Лартинг.

– России нужен царь! — высказался Безкровный.

– Какой царь? Наверное, умный, энергичный и твердый? — с подвохом спросил Лартинг.

– Верно, — подтвердил старший лейтенант.

– Извините, если я задену ваши монархические чувства, но все же спрошу, только постарайтесь ответить без излишних эмоций, вы считаете Николая Второго таковым?

– Нет, не считаю. Нужен другой.

– Другой? Кто, царевич Алексей? Этот неизлечимо больной ребенок? Впрочем, он тоже отрекся. На монархии, в том виде, в котором она существовала у нас, давно надо было ставить крест. Появление среди приближенных царской семьи таких одиозных персоналий, как Распутин, Вырубова и другие им подобные, говорит о полной деградации монархической формы правления как таковой. Отсюда крайне слабая политика, прежде всего внутренняя. Возьмем, например, национальную политику, полнейшая несостоятельность, провал, это в государстве, где проживают сотни народов. Свою историю я вам рассказал, но поверьте, с таким же успехом я мог оказаться и в рядах бунтовщиков. И таких, как я, тысячи, эти молодые люди не понимают, почему они оказались внизу просто по происхождению. Так что, господа, никакой внезапности нет. фурункул вызревал долго и лопнул наконец.

– Неравенство было всегда, всегда и будет, такова уж человеческая натура, — сказал Безкровный.

– Согласен, однако неравенство по происхождению кануло в Лету, и пора с этим смириться, — парировал Лартинг.

– Вынужден констатировать, что вы правы по поводу господина Романова, Аркадий Михайлович. Я бы мог простить отречение государя, но отказаться от роли главнокомандующего во время войны, значило бросить армию на произвол судьбы, полностью ее деморализовать, — резко сказал Сташевский.

– Да, это прискорбно, хотя Александр Первый тоже снимал с себя бразды руководства армией, но исключительно для пользы дела, и передал армию Кутузову, наступив на личные амбиции. А здесь просто взял и отказался по слабости своей, — констатировал барон.

– Что же теперь будет с Россией? — не унимался Безкровный.

– Да не волнуйтесь вы за Россию, пена пройдет, и выйдет она на брег, залитый солнцем, молодая и прекрасная, аки Киприда, — ответствовал Лартинг.

– Жаль, что пена эта кровавая и гибнут в ней наши товарищи, — с горечью сказал Сташевский.

– И опять согласен, но предлагаю не посыпать голову пеплом, а подумать, как мы можем помочь этим нашим товарищам. Согласитесь, у нас пока еще есть средства, и технические, и финансовые, — сказал барон.

– Вы правы, — оживился Безкровный, — это обязательно надо сделать. Надо связаться с нашими в Петрограде и организовать канал по переправке.

– Дельно, только надо все хорошо обдумать, — согласился Лартинг.

– Да, господа, что-то мы и вправду панихиду рано затеяли, — сказал Сташевский. — Спасибо, Аркадий Михайлович.

– Ну-с, павших мы помянули, надо подумать о живых. Так что предлагаю закончить наши возлияния и завтра на трезвую голову обсудить план действий. Встречаемся в час пополудни у меня в конторе.

– Добро, — в один голос отозвались офицеры и позвали официанта.

Эпилог

1927 год. Апрель. Стокгольм

Хорошим весенним днем по набережной недалеко от королевского дворца не спеша прогуливались два человека и спокойно беседовали.

– Как вам удалось вырваться? — с загадочной улыбкой спрашивал средних лет блондин скандинавского типа.

– О, это история для приключенческого романа, — живо отвечал ему моряк в форме торгового флота, он был несколько моложе своего собеседника, но уже почти весь седой.

– О том, что я предпринял все меры, для того чтобы по-христиански похоронить командующего флотом, не допустив осквернения его тела, и даже умудрился поставить памятник на могиле царского адмирала, то бишь форменного сатрапа и «мучителя» матросиков, конечно, стало известно, и меня хотели расстрелять как «врага трудового народа». На самом деле, думаю, просто хотели убрать свидетеля этого подлого убийства. Была послана соответствующая телеграмма в Центробалт. Слава богу, в тот день дежурным офицером был мой однокашник Олтаржевский. Он положил телеграмму под сукно и устроил так, что меня на конвойном миноносце доставили в Петроград. Там какие-то загадочные личности без лишних объяснений выдали мне загранпаспорт, какой-то мандат, валюту и разъяснили, что мне следует делать дальше. На следующий день я убыл в «командировку» в Харбин. Затем перебрался в Японию и далее через Йокогаму в Североамериканские штаты. В Америке бросало меня по разным городам и весям. Наконец удалось найти работу, теперь хожу штурманом на рудовозе, в основном на Швецию и Норвегию. Лайба древняя, хозяева прижимистые, никто не хотел наниматься, а у меня выбора не было. На последнем переходе из Балтимора нас сильно потрепало, еле дошли. Сейчас наконец судно встало на ремонт в Стокгольме. Объясните, Рагнар Ансельмович, как вы нашли меня?